Соучредитель резиденции креативных индустрий «Штаб» Ярослав Муравьёв о взаимоотношении с государством, новых сообществах и командной игре

Ярослав Муравьёв Ильнур Ярхамов— Казань На этой неделе случилось два праздника. Первый сугубо казанский (или даже уже татарстанский) — День рождения резиденции креативных индустрий «Штаб». Второй — общероссийский — День пионерии. Чтобы понять, как оба праздника связаны, запустим два тезиса. Тезис первый. Институт пионерии был органичной частью Советского Союза и его идеологии. Он формировал лидерские качества детей, навыки взаимодействия в команде и творческих проектных коллективов. Но в нынешних условиях в России реанимировать пионерию уже невозможно. В государстве другая идеология, победу одержали корпорации, именно они внедряют стандарты общества потребления. Однако с развитием уровня жизни в государстве сохранятся спрос на лидеров мнения, на быстроразвивающихся и креативных людей с актуальными компетенциями. Тезис второй. В Татарстане началась работа по созданию среды для формирования таких людей, начались выстраиваться отношения между городскими сообществами и, условно говоря, государством. Руководители республики это видят. Поэтому, например, слоган «Казань — самый спортивный город в России», уже не вызывает сомнений. Однако чего не хватает в Татарстане для взращивания людей, которых давала в своё время пионерия? Мы решили взять интервью у Ярослава Муравьева, соучредителя «Штаба» и социального технолога, которые последние годы вовлечен в создание разных сообществ в республике. — Сейчас молодые люди почти не знают, что такое пионерия и сами пионеры. Но люди знают, что в США есть скауты и скаутское движение. Нам нужна пионерия? — То, что новое поколение ничего не знает о пионерии и не интересуется этим — нормально. Ничего плохого в этом нет. Ведь пионеры были в другой стране, при другой идеологии. Это было явление того времени. Сегодня мы точно не сможем повторить нечто, что было бы похоже на пионерию. На это есть несколько причин. Советская идеология вызывает споры в обществе. Пионерия была ее очевидной, гармоничной встроенной ступенью. У страны были глобальная идеология, были четко выстроены социальные лифты. В жизни государства участвовал каждый гражданин с самого младшего возраста: октябрята, пионеры, комсомол и партия. Это была эффективно работающая система в великолепно выстроенном государстве и обществе. Сейчас говорить о возобновлении системы бесполезно, потому что глобальный мир изменился. — Мы сейчас теряем от того, что у нас нет пионеров? — Я бы не стал копировать в России Советский Союз. В СССР была монополия на идеологию, партию и информирование населения. Теперь мы живём в абсолютно демократическом обществе с точки зрения получения разной информации. Мы также открыты к другой культуре, идеологии и образу жизни. Привести всех под одну гребёнку уже невозможно. Даже когда мы говорим про скаутов в Америке, то далеко не все люди включены в это движение. Всё равно перед американцами есть выбор идти в скауты или нет. В России и в Татарстане, кстати, тоже есть свои движения скаутов. Вопрос в другом, что мы сможем сделать для создания системы вовлечённости. Триада октябрята-пионеры-комсомол как раз была такой системой. По статистике, 20% людей (то есть каждый пятый) обладают лидерскими навыками. В первичной пионерской ячейке — «звездочке» — были пять человек, среди них один руководитель. Получается, что в СССР с детства шло выявление лидеров. При этом, в системе пионерии создавались события или процессы, которые позволяли выявить организационные и другие компетенции. Были постоянные соревнования, кто больше соберёт макулатуры, металлолома, были субботники, стенгазеты. Очень четко распределялись компетенции, которые были нужны советскому обществу и стимулировались труд, взаимодействие, уважение и конкуренция. В «звездочке» был человек, который отвечал за творчество. Был тот, кто отвечал за сбор макулатуры и металлолома. Был человек, который всё это координировал. Была важна командная игра. Сами понимаете, что лидер без команды — это какой-то ненужный народу депутат. — А были свободные выборы в пионерии? — Ну, если посмотреть её структуру, то она была действительно демократична. Я помню, как мы выбирали руководителя звёздочки. Помню, как мы выбирали главного пионера нашего отряда. Это была большая ответственность… Помню, как несколько раз боялся идти на пионерские собрания, потому что знал, что меня будут ругать. Но когда другие пионеры за меня заступались и поддерживали, что может быть замечательнее и приятнее ощущения, что ты в команде. — Сейчас нам хватает явно государственной идеологии? — Кому нам? Сейчас каждый из нас стремится получить то, что он хочет. Перед нами общество потребления. Испытывать иллюзии, что люди ринутся делать то, что нужно государству, сомнительно. Заказчика государственной идеологии сейчас нет. Само общество не является заказчиком. Политические партии то ли настолько слабы, то ли неинтересны обществу, что у них ничего не получается. Само государство то ли пока ещё ищет этот инструмент, то ли живёт прошлым в надежде, что всё само образумится. Кто лучше всего играет на идеологическом поле сейчас? Корпорации. Они создают идеологию потребления и нам надо у них учиться. Если посмотреть на сегодняшних детей, то у них тренды потребления изменчивы — сегодня им интересны смурфики, а завтра куклы из мультфильмов про загробную жизнь. Как бы не менялись тренды, тяга к потреблению брендов всё равно остаётся. Это хорошо коммерциализируется. На этом строится идеология и мировоззрение, и модель поведения целого поколения. Поколения октябрят и пионерии тоже потребляли разные гаджеты, напитки и прочие бренды. Что мы можем предложить в противовес обществу потребления? Ничего. Потому что сейчас размылись ощущения границы своего государства. Какую культуру мы потребляем? Со всего мира. Фильмы, музыка, искусство — ничего не имеет границ. Продукция корпораций тоже не имеет границ. Потому что корпорации стали транснациональными. Нам не с чем себя ассоциировать. Дай Бог сохранить ассоциацию хотя бы с территорией, где мы живём: с подъездом, домом, улицей и хотя бы городом. Но даже заботу о судьбе своего дома мы переложили на управляющие компании. Мы считаем, что коммунальными вопросами должны заниматься слуги, которым мы платим, и пусть они это делают. А мы, условно говоря, свой долг отдали. Здесь тоже чувствуется потребительское общество. Поэтому сегодня наиболее организованные люди — это бизнесмены, у которых есть своё дело, за которое они несут ответственность. Для них это самоорганизация и самоуправление. Но само государство отказалось от самоорганизации, от молодежной и детской политики. Сейчас всё, что происходит в плане передачи управленческих функций молодёжным организациям — это зачастую чиновничья имитация. Ведь общественные организации не представляют интересы никаких социальных групп и институтов. В результате они занимаются внешней стороной дела — организуют какие-то события, но никак не лоббируют ничьи интересы. Они подрядные организации, которые просто занимают молодёжь, лишь бы она не болталась без дела. — То есть, у людей нет сообществ, которые они использовали бы для лоббирования своих интересов? — Почему? Сообщества есть. Скажем, сообщество велосипедистов, экологов, автомобилистов… Когда сообщества начинают набирать участников, когда внутри появляются нормальные менеджеры, есть цель и идеи — мы получаем более менее организованные структуры. Сейчас очень сложно идут процессы по взаимному доверию между государством и обществом. Но движение в этом направлении есть. Это может стать глобальным проектом по вовлечению детей, взрослых. Нам нужно использовать технологию, которые используют корпорации. Вовлекать людей в те проекты, которые были бы модными, интересными. А инструмент корпораций, который нам нужен — это маркетинг. Сейчас между сообществом и государством нет договора, чтобы последнее было готово передавать свои проекты к первому. Взаимодействия между неюридическими лицами с государством сейчас просто нет. — То есть, нам не хватает промежуточной цепи между гражданином и государством? — Нет, нам не хватает стратегического понимания, куда мы двигаемся. Нет ничего важнее сохранения и развития страны. Мы слышим, логично, разговоры о патриотизме. Внутри идеологии патриотизма я считаю самый главный тезис — жертвование личным ради общего. В Советском Союзе мы все служили общему и через это мы получали что-то своё. Сейчас личное важнее общего. Поэтому нет поля для диалога — о чем мне разговаривать с государством, если есть моё личное и есть что-то только государственное. Но человек не ассоциирует себя с государством. Здесь нужна просветительски-экспериментальная работа государства, чтобы мы нашли что-то общее. Скажем, субботники были актом взаимодействия государства с гражданином. Но сейчас нам, к сожалению, придётся торговаться с государством. В Советском Союзе очень долго избавлялись от личного, а сейчас мы утроено навёрстываем недостававшее многим поколениям личное. — Внешние угрозы как-то помогают сплотиться гражданину с государством? — Угрозы мобилизуют население. Но нам нужны проекты. Общество должно базироваться на традиционных ценностях. В любой религии они прописаны и они базово везде схожи. Их никто отменять не может. Любое государство должно базироваться на этих ценностях. Сегодня государству хочется глобальных проектов. Ему нужно, чтобы все сразу… и строем пошли. Ценности, источники информации — всё настолько разное, что ну нет у людей общего. — Насколько нам нужно понижать масштаб проектов? — Нужно опускаться на уровень малых процессов. Возвращаться к пониманию сообществ по интересам и территорий (двор, улица, город страна). Интересы — начиная от хобби, которое сплачивает людей в сообщества, которые могут менять предложить государству альтернативы. — С чего начать государству при выстраивании отношений с сообществами? — Нужно работать с проблемой лидеров мнения, точнее, с их отсутствием. Всё конкурсы лидеров, лидерские программы вредны и пагубны. Они развивают компетенции лидера по самопрезентации. Но лидер, прежде всего, представляет сообщество людей. Без сообщества людей лидер ничто. Сейчас такая ситуация, что реальные лидеры, за которыми стоят люди, несут риски. Поэтому выгодно иметь много лидеров без поддержки, так легче спрятаться от ответственности. Но мы так сами себя обманываем, мы ломаем социальную структуру, которая приводила бы нас к развитию. — Как дела обстоят в Татарстане? — Начну с того, что человек — это качественный, высокоэффективный и самый главный ресурс государства. Ничего важнее, как формирования условий для формирования этого ресурса у государства нет. Государству нужен здоровый, быстрообучающийся, развивающийся человек. От нас этого даже экономика требует. Человек как минимум должен любить Родину. Человеку нужно как можно больше общения, испытания самого себя и тренировки в различных областях. В Татарстане мы подсознательно или не очень этим занимаемся, благодаря видению первых руководителей республики. Скажем, с тем, что Казань спортивнее многих регионов в России — уже не поспоришь. Появилась мода на здоровый образ жизни. В Татарстане идёт поиск креативных компетенций. Скажем, резиденция креативных индустрий «Штаб» — гениальный проект. Мне это очень приятно слышать от гостей из других городов России. Проекту уже год. Здесь и сообщества уже начали формироваться. Начали появляться лидеры и инициаторы республиканских проектов. В конце концов появилась повестка на развитие человеческого ресурса. Появился новый взгляд на город, на общественные пространства, на атмосферу. В Казани есть все условия для формирования сообществ и человеческого ресурса. Но мы находимся в начальной стадии. Нам не хватает смелых и эффективных идей, которые бы формировали Татарстан как территорию будущего, интересную людям с потребностью самореализоваться. Нам не хватает сильных лидеров и менеджеров, укреплённых идеями сообществ и самореализации. Чтобы они привлекали к себе сторонников. Поэтому, к сожалению, в Татарстан завозятся всякие консалтеры из других регионов, которые не понимают, где они оказались. В итоге республика не получает своего успеха и капитализации. Просто кто-то со стороны отрабатывать наши проекты. Политическая воля на проектную деятельность появилась. Сейчас мяч больше всего на стороне общества. Но у общества я не вижу сильных предложений по улучшению жизни. Думаю, что запрос от руководства по формирования привлекательной среды огромный. — В чем конкурентоспособность Татарстана? — В культурном, национальном и религиозном многообразии. Это означает, что у людей есть терпимость к разным проектам, а это повышает степень конкуренции. Это уже повышение уровня качества и эффективности предложений от людей. Это и есть сильное качество наших жителей, даже появилась традиция обновляться, жить чем-то новым. Источник: https://kazanfirst.ru/feed/69873

Поделиться ссылкой: