В Набережные Челны молодая женщина приехала после развода, в 70-х годах, с маленьким сынишкой в поисках новой жизни. Быстро нашла работу, дали место в общежитии. Вскоре энергичная Людмила познакомилась с Иваном из соседней бригады, приехавшим из Нижнекамска. Стали жить вместе. Узнав, что станет отцом, он обрадовался. В апреле 1972 года у них родилась крепкая и здоровая дочь. После роддома Иван привез семью к себе домой и на радостях запил, начал прогуливать работу.

 

– Говорю ему: «Не пей, у нас же двое детей!» – вспоминает Людмила Ивановна. – А он вдруг как отрезал: «У меня один ребенок!». Так обидно стало, что мой сын ему в тягость. Собралась и ушла из дома, в котором пробыла всего две недели. Помочь мне было некому – в тот год умерли мама и тетя, а за сыном присматривала младшая сестренка. Я дочь хотела назвать Наташенькой, но не успела.

 

Из общежития женщину с грудным ребенком выгнали, их приютила подруга Ирина. Она и предложила отдать девочку в хорошие руки – замужней и бездетной напарнице по бригаде. Хвалила – семья дружная, живет в отдельном вагончике, да и при деньгах, так что девочка не будет расти в нужде.

 

– Мне тогда так плохо было, к тому же еще и молоко пропало. я и подумала: как же одна выживу с двумя детьми, да еще сестренка на мне? – рассказывает Людмила Ивановна и надолго замолкает. – Ну почему меня никто не остановил? Хоть бы кто сказал: «Подумай».

 

Она написала отказное заявление в отделе опеки и попечительства. Когда подписывала документы, мельком увидела данные новой мамы дочери – 40-летней женщины.

 

– Запомнила намертво ее имя и фамилию, – говорит Людмила Ивановна. – Вскоре эта семья уехала на Украину. Потом и подруга Ирина перебралась к родителям, так мы расстались и даже не переписывались. Прозрела я спустя три года – дочь приснилась, смотрит на меня и молчит. Проснулась, вся дрожу, сердце колотится. Решила искать.

 

Писала письма в разные инстанции, но ответ один: по закону раскрывать тайну усыновления нельзя. Пыталась найти Ирину: была уверена, что она переписывается с подругой с Украины.

 

И судьба подарила шанс. Когда Людмила Ивановна приехала в гости к сестре в Нижнекамск, из отъезжавшего автобуса ее окликнула Ирина. Она успела передать ей записку со своим адресом, которую растерявшаяся челнинка положила в кошелек, но его в тот же день выкрали из сумочки.

 

– Недавно узнала, что подружка моя умерла, так оборвалась последняя ниточка, связывавшая с дочерью, – говорит Людмила Ивановна.

 

Сейчас Людмила Ивановна живет в квартире вместе с семьей сына, есть два внука. Здесь готова приютить и дочь. Уходя, она сказала:

 

– Почему-то я уверена: дочь знает, что она приемная. Та женщина должна была сказать ей правду. Может, дочь тоже ищет меня?

 

 

В отделе опеки и попечительства исполкома города нам сообщили, что в поисках биологических родителей к ним чаще обращаются уже взрослые дети – из Челнов, других местностей республики и страны. Но официальной статистики не ведется.

 

– За последние два года обратились две девушки и два парня, которые случайно узнали об усыновлении, – сказала начальник отдела Роза Гернер. – Помочь удалось не всем – в действии закон по защите персональных данных, к тому же они не всегда полные. Запомнился парень, 17 лет проживший в Казанском детском доме. Он искал мать, и в это же время поиски вела его старшая сестра, случайно узнавшая семейную тайну.

 

Выяснилось, что женщина оставила сына в роддоме, пояснив врачам, что одна растит маленькую дочь, а материальное положение – тяжелое. Сотрудницы отдела опеки и попечительства помогли им встретиться. Парень простил мать, отказавшуюся от него, сейчас часто гостит у нее, подружился с сестрой.

 

Экс-начальник отдела и попечительства Асия Шакирова, проработавшая на этом посту более 15 лет, рассказала о двух семьях, где всплыла тайна усыновления. 16-летняя школьница настойчиво просила найти ее родную мать, но новые родители уничтожили все документы и даже имя женщины не помнили. В другом случае обратился взрослый мужчина – родители умерли, не сказав, что он приемный. Ни одной зацепки, чтобы ему помочь, не было.

 

– В нашей стране тайна усыновления – проблема, которую каждый решает по-своему. В других странах не стесняются об этом говорить вслух, это совершенно нормально. В Италии родители обязаны рассказать приемному ребенку правду. В Америке глянцевые журналы пестрят фотографиями голливудских звезд с приемными детьми, – говорит Асия Шакирова.

 

 

Тайна усыновления действует в России с 1969 года, когда в СССР за ее разглашение была введена уголовная ответственность. В Национальной стратегии действий в интересах детей на 2012–2017 годы есть революционный для России пункт: «Переход к системе открытого усыновления с отказом от тайны усыновления». Несмотря на это, за разглашение тайны усыновления без воли усыновителей сейчас виновному грозит штраф или даже арест.

Нужно ли знать ребенку, что он – приемный? Этот вопрос неизменно вызывает жаркие дискуссии. А что по этому поводу думают челнинцы?

 

 

 

– Родители сами должны принять решение. Но я категорически против того, чтобы сообщать детям об их биологических родителях. Зачем ребенку портить жизнь, тем более, когда он уже взрослый? Горькая правда может обернуться негативными последствиями: узнав, получит душевную травму, начнет мучиться и затаит обиду на биологических родителей – их предательство. Реакция может быть непредсказуемой, и есть случаи, когда такая новость в одночасье разрушала хорошие взаимоотношения в семье. Для того чтобы выправить ситуацию, потребуется немало времени, терпения и здоровья.

 

 

– Сказать надо обязательно. Ребенок должен знать о своих корнях, это его право. В моей практике были две истории, когда девушки в возрасте 18 и 22 лет самостоятельно искали биологических мам, пояснив, что интуитивно давно догадывались, что «они – не из этих семей». Выяснилось, что одна случайно нашла скрываемые документы, а другой рассказала соседка. Убеждена, что скелет в шкафу не утаить и большую ошибку допускают родители, которые все скрывают. Лучше всего разговор на деликатную тему начинать как можно раньше. Иначе получится, что счастливые годы отношений в семье были построены на обмане. И чем скорее последует признание, тем честнее и доверительнее станут взаимоотношения с ребенком. Лучшее время для откровенного разговора – с трех до шести лет: этот возраст называют порой «почемучки», когда ребенку все вокруг интересно, и он задает множество вопросов. Что плохого в признании: «Как же мы рады, что усыновили тебя! Мы так давно тебя ждали, нам тебя не хватало». Не рекомендую раскрывать карты в подростковом возрасте, когда сложно предсказать поведение ребенка. Если не смогли сказать правду об усыновлении до 7 лет, то другой вариант – сказать об этом после 18 лет.

 

А Людмиле Ивановне остается лишь молиться и верить, что может произойти чудо. Знаю случай, когда приемная девушка после поисков нашла родную маму, которая проживала в соседнем подъезде.