Октябрь сильно усложнил жизнь бойца на передовой в зоне проведения специальной военной операции. Деревья сбросили листву, и «зеленка» перестала быть спасительным укрытием. О специфике тактики боя и выживания под непрерывным «оком» вражеских дронов военкору издания «Республика Татарстан», побывавшему в зоне СВО, рассказал боец отряда специального назначения «Шторм-Z».    

Сейчас одно из самых ожесточенных сражений специальной военной операции развернулось под городом Авдеевка. От мощного укрепрайона ВСУ в Авдеевке до Донецка по прямой – всего 14 км, поэтому украинская армия использует эту близость для постоянных обстрелов столицы Донбасса.

Свидетелем смертельно красивого зрелища полета ракет в ночном кусочке неба между Донецком и Авдеевкой стал и военкор издания «Республика Татарстан».

Наша встреча с бойцами необычного воинского подразделения состоялась здесь перед их уходом на очередное боевое задание. Почему необычного? Потому что состав отряда спецназначения «Шторм-Z»

формируется Министерством обороны РФ из заключенных российских тюрем, с условием, что их героизм и стойкость, проявленные в боях, приведет к помилованию. Решение о создании спецподразделения из этого контингента руководством Минобороны принято в апреле этого года.

Бойцы «Шторма-Z» Волк и Хасан

Военкор «РТ» приехал в расположение «Шторма» в составе группы волонтерского движения Татарстана «Ценим Жизнь». Ребята передали донбасскому «Шторму» жизненно важные медицинские препараты для санчасти, жгуты, турникеты, перевязочные материалы, а также гуманитарную помощь, без которой не обходится ни одна поездка татарстанских волонтеров «за ленточку». После нас и познакомили с бойцом, отрекомендовав его так: «Это один из лучших разведчиков нашего подразделения!» Короткое крепкое рукопожатие – и вот его рассказ.

— Да, я разведчик группы «Z», мой позывной — Волк. Почему Волк? Я всю жизнь так зовусь, длинная история… Родом с Урала, из Екатеринбурга, здесь с 7 мая этого года. Хотел попасть на СВО с самого начала мобилизации, но не сразу получилось. Когда в декабре к нам приехали вербовщики из «Вагнера», я сразу заполнил анкету, все необходимые документы, сдал их. Сказали, что подходишь. Но не взяли. Почему? Не знаю… Бумаги я все подписал. Просто за нами никто так и не приехал. После этого потом приехал представитель уже Министерства обороны России, я и туда тоже сдал документы, анкету. Но особо уже не верил и не ждал, что возьмут. Однако же нужно было что-то делать – под лежачий камень вода не течет. И недели через две нас забрали. В Ростове подписали контракты и – здравствуй, Донбасс! Вот мы и здесь, работаем, воюем.

— Подготовку и сборы, вероятно, прошли в Ростове?

— Да нет, никаких сборов не было… И подготовки тоже не было. Из аэропорта Ростова нас привезли на «камазах» в огромный ангар, там и подписали контракты, сдали образцы ДНК, получили банковские карты. Вручили жетоны, снова погрузили в машины и привезли сюда, в место расположения воинской части.

Вот так сейчас выглядят окрестности между Донецком и Авдеевкой

— И вот здесь, да, мы уже прошли определенную подготовку. На мой взгляд, такая подготовка и обучающий процесс немного не вполне правильно построены, но это мое личное мнение, взгляд со стороны. Я думаю, что дают немножко не то, что надо, не учитывают контингент поступивших, их психику, физиологическое состояние.  Потому что «физика» у людей в местах лишения свободы сильно проседает. И на «физику» сильно нельзя сразу же налегать, на мой взгляд. Нас «заковали» в «броню», мы в этих брониках лазили по полигону, вроде бы и сильно не грузили… Но люди до этого большое количество времени, лет провели в малоподвижном образе жизни. А тут сразу – в тяжелую «броню», сильные нагрузки, у многих начали «лететь» колени, болеть ступни.

Конечно, «физуха» нужна. Потому что в бою передвижений очень много. Но они происходят резкими рывками. Нет возможности взять и потихоньку переместиться. Вот идет бой. По тебе ка-ак начинает колпашить! Прилет! Прилет! Прилетело, осколки прошли – ага, у тебя до следующего выхода их арты и минометов есть немножко времени. От воронки до воронки – бах, перебежал! Сменил позицию. А во-он оттуда огонь ведется по нам. Бах! Чуть-чуть подавил, чтобы кто-то другой перебежал. Сам тем временем нашел тоже следующее укрытие — перебежал. В какую-нибудь впадину, воронку, овражек — то есть используешь складки местности. Такие перемещения еще отягощены здешним, очень сложным ландшафтом. Тут тебе и «зеленка», и бурелом во все стороны торчит, да и в воронке тоже ногу подвернуть можно на раз-два.

Первое время вообще было сложно, непривычно. Раньше не было таких войн. В тех ведь как было? Есть снайпер, есть пулеметчик, а ты взял, да и обхитрил их обоих немножко, опередив на шаг их реакцию. А сейчас? Я, например, «укропов» видел только пару раз вживую. Все! Все остальное время тебя просто долбит артиллерия, дрон тебя с расстояния в несколько километров видит, а ты этот дрон можешь и вообще не увидеть. Если дрон на тебя сбросить ничего не собирается, то ты его в принципе и не увидишь. Или же в соседней «лесополке» он поднялся на 300 метров, срисовал тебя и колпашит!

Снайпер «Шторма»

— А что нужно добавить в подготовку бойца?

— Во-первых, физподготовку именно в плане челночного бега, движение по лесополосе. Здесь важно, что движение по «лесополке» — это не крадущееся движение. Красться здесь не получится – тебя все равно «срисовывают». Ну будешь ты медленно двигаться, будешь пытаться красться – срисуют! И ночные «теплаки» и дневные дроны — они все тебя видят.

— Вот, например, лишь один эпизод боя на самом горячем сейчас направлении – Авдеевском, что возле Донецка. В тот день, в конце июля, под поселком Водяное, мы выносили «трехсотого», а нас в это время два миномета колпашили. У этого раненого парнишки кисть щелкануло осколком. Не знаю – рука рабочая будет у него или нет… Но главное – мы его вынесли! Преодолеть нужно было метров четыреста до наших позиций. А в итоге разными зигзагами километра полтора набегали с раненым товарищем. При этом надо понимать, что два миномета — это каждые 30–40 секунд прилеты. Нас было 9 человек, из них двое тяжелых «трехсотых», 6 человек несут носилки с раненым.

Думаю, что мы неплохо отделались, потому что по нам колпашили беспрерывно! И выжили мы благодаря движению. Интенсивному движению. Интенсивнейшему! Мы пересекали лесополосу то по одной стороне, то по другой, то бегом, то медленно, то немного назад оттягивались — не давали противнику на себя сориентироваться. И я бы не сказал, что это прямо вот отработано технически было. Нет! Мы просто по наитию двигались. Начинают по нам бить с одной стороны – в другую сторону дернулись. Вот так и добрались до наших… А еще Бог уберег, наверное.

— Конечно, когда группа — не два-три человека, а четыре-пять, то легче вынести раненого, взяли вчетвером носилки и вытащили.

Но к группе в пять бойцов и внимания противника больше, а значит, больше артиллерийского и минометного огня. Такая группа более заметна, и противник начинает конкретно эту группу «разбирать» своими минометами и артой.

А когда идем вдвоем-втроем, то бывает – прилетит несколько снарядов и все. Может их дрон нас сопроводить и посмотреть просто: куда идем? Они ведь тоже разведку постоянно проводят своими дронами. Но это редкость. Как правило, прилетят и все равно что-то сбросят. Чем-то да покошмарят. Но все же не так сильно прилетит, чем на группу в пять человек.

А вот уже если 10–15 человек будет – то вообще все, что можно, прилетит, в округе этого места упадет все, что есть! Да если еще и какой-нибудь транспорт заметят – тут уж сразу «разбирать» начнут.

Поэтому делаем много передвижений пешком, причем передвижений на большие расстояния. Безопаснее всего для разведподразделения такая метода: собрались втроем-вчетвером, пришли тихонечко и ушли тихонечко. А если дорогу бойцы знают хорошо – разбились на «двоечки» и с интервалом минут в пять пошли. В «двойке» дистанция между собой: 40–50 метров, между «двойками» 400–500 метров держим. А вот идти уже просто вдвоем – опасно. Для ДРГ «снять» двух человек никаких трудностей не составляет.

— Я бы, например, отбирал физически подготовленных людей в ударные группы. Формировал бы такие группы – как острие кинжала. Ну, это мое мнение, как бойца, командованию видней.

С другой стороны – вот собрали всех самых крепких в подразделении, создали сильную группу. А она на мощный огневой контакт напоролась, на мины. И – все… А так – в этом подразделении есть свой крепыш, в другом – свой.

Это все, конечно, легко рассуждать со стороны. Хотя и мы, рядовые бойцы, тоже порой критикуем свое начальство. Легко приказать: «Ваша задача – вот это направление, из точки А в точку Б. Вперед!» А ты эти 300 метров час преодолеваешь, залег в кустарник и не можешь голову высунуть. Над тобой два дрона кружит – один пустой, другой со сбросом, ищет, куда сбросить.  И все – ты просто не шевелишься, чтобы не обнаружить себя и с тобой еще кого-нибудь рядышком. Ведь тогда на тебя сразу дрон или кассета прилетит: вторая, третья, пятая… Но со стороны могут подумать, что мы саботируем приказ, потому что не двигаемся. Такое случается…

Да, война — это тяжелая работа… Мне это запомнилось, когда «вагнера» приезжали. Они сразу сказали: это работа тяжелая, работа сложная. Если кто-то хотя бы сомневается или даже просто задумался – значит, однозначно идти не надо.

— Вербовщики приезжали в вашу колонию, где ты отбывал срок?

— Да, я осужденный, меня взяли даже не из колонии, а из тюрьмы.

— Какой срок ты отбывал, если не секрет?

— 10 лет.

— Сколько из них отсидел?

— Пять с половиной. Сейчас мне предоставили возможность доказать, что я готов с честью послужить своей Родине. На СВО я ушел добровольцем. Раз моя страна в опасности, значит, моя задача – помочь ей в трудное время.

Конечно, не буду доказывать, что это наказание было несправедливым — есть вступивший в силу законный приговор. Разговаривать об этом – переливать из пустого в порожнее. Но мотивацию доказать несправедливость по отношению ко мне я сохранил. Через считанные дни у меня заканчивается контракт с Министерством обороны РФ продолжительностью полгода. Согласно условиям Минобороны, его надо будет потом продлить еще на год. Хотя при этом многие пункты контракта со стороны Минобороны не выполняются. Я даже не знаю, где я точно числюсь официально. Подъемные деньги не были выплачены никому. А на эти деньги можно было бы, например, купить нормальную обувь. Потому что берцы, которые выдают, в них реально работать нельзя. Ложка ведь дорога к обеду. Если бы мы получили эти положенные подъемные, то по прибытии в подразделение смогли бы сами купить и нормальную разгрузку, другое снаряжение. Это было бы хорошее подспорье для начала. Возможно, что кто-то из тех, кто погиб, погиб из-за того, что не мог передвигаться с нормальной скоростью из-за неудобной обуви.

— Я считаю, что воевать должны именно те люди, кто хотят воевать. Не сможет нормально выполнить боевую задачу перепуганный боец, которого загнали по мобилизации куда-то. Такой личный состав можно ставить во вторую линию обороны или еще куда-нибудь. А на передовой должны стоять те люди, которые и хотят стоять на передовой. Естественно, тогда нужно разграничить таких военнослужащих разного предназначения и по денежному довольствию, по льготам для родных и близких.

Если человек работает на самом «передке», а не где-то в кустиках в нескольких километрах от линии боевого соприкосновения, а именно непосредственно на передовой. Если он идет в «накаты», сам отбивает «накаты», то нужно, чтобы государство с должным вниманием отнеслось к этому человеку. И к его родным и близким.  И это внимание, помощь должны быть на постоянной основе. Чтобы каждый боец, идя в атаку, знал: если не дай Бог, с ним что-то случится, его родные, его жена, его дети ни в чем не будут нуждаться. И им не придется через год-два-три, пять лет сидеть и думать – что нам кушать, что надеть. Думаю, это вообще здорово бы поднимало и боевой дух и прибавило число желающих пойти на службу в армию по контракту.

— У тебя есть семья?

— Мне 34, у меня никого родных нет. Так что мне в этом плане проще. Но у меня есть очень хорошие друзья — они меня всегда поддерживают. И в трудную минуту всегда помогают и в радости всегда где-то рядышком.

— Чем занимался на гражданке?

— Я работы всегда не боюсь. Я и на пилораме работал, и инвестиционную компанию мы с ребятами в свое время открывали, потрудился и в других сферах, в том числе и в сфере мобильной связи, например.

— Специальная военная операция рано или поздно закончится, чем бы ты хотел заниматься потом?  

— Не знаю… Разные суждения в разное время были. Одно время думал поработать дальнобойщиком. Чтобы работа была связана с передвижениями, с путешествиями. Хочется поездить, посмотреть страну. С другой стороны – уже и возраст такой подходит, что пора и семью завести, хочется и уюта после работы, после дальней дороги, например. Тем более все зависит еще и от того, какая женщина рядом будет. Ведь решения о будущем всегда принимаются с оглядкой на близкого человека. С учетом мнения этого близкого человека.

Но для начала нам войну нужно закончить. А там, как говорится, бой сам покажет.

— Скажи, доводилось ли сталкиваться в бою с наемниками, прибывшими на Украину? Бойцы говорят, что слышали французскую речь.

— Про наемников из Франции не знаю, а вот с французскими колесными танками довелось встретиться, да. Опасная техника. В тот день по нам шел артиллерийский обстрел, но звук прилетов был какой-то необычный, не как у обычных пушек. Слушаем звук и – непонятно: какие орудия по нам работают? Не 120-милиметровые вроде и не «рапиры»…

Потом уже узнали, что это французские колесные танки появились перед нашими позициями, со 107-милиметровыми орудиями. Да, ребята говорят, что в радиоперехватах слышали французскую речь. Мы, правда, между собой посмеялись: может, это просто картавый «укроп» говорил?

— С пленными доводилось общаться?

— Да, конечно. Вот недавно таким с молодым украинским парнишкой разговаривал.

Но что пленный скажет? Любой на его месте будет стараться помалкивать и стараться вызывать к себе жалость. Ответы у него были короткие, как у кадрового военного: «да», «никак нет», «так точно». Мы с ними много и не разговариваем, пленных сразу забирают особисты и увозят в штаб, затем передают дальше в зависимости от значимости информации, которой может обладать такой всушник.

Что касается меня, то я в плен сдаваться не собираюсь. У меня всегда для этого граната для себя с собой на груди. И чека у нее снаружи, разогнутая. Чтобы даже если в руку ранит или руку оторвет, я смогу до нее дотянуться зубами или чем-то другим зацепить и вырвать. Тут ведь знаешь как, с пленом. У любого человека есть предел физических возможностей. А у спецслужб сейчас существует масса способов, чтобы рано или поздно, психологически или физически, сломать любого. В том числе, возможно, и меня. Поэтому лучше всего не доводить дело до этого, до плена.

— Потери среди «зэтовцев» больше, чем у обычных подразделений?

— Потери есть в любом случае и у каждого подразделения. Ведь любой штурм – это работа с обороняющимся противником, у которого хорошо устроены огневые точки, грамотно распределены сектора ведения огня. Они ведь тоже мотивированы, украинские солдаты бьются за свою землю. Если кто-то говорит, что они боятся, очкуют – это неправда.

Например, в одном из боев мы начали атаку, при поддержке артиллерии, все в порядке, как положено. Вот мы уже подошли вплотную к их позициям, а они бросились в контратаку! Навстречу нам. По тепловизору видим: несмотря на плотный огонь нашей арты, они начали вылезать из своих окопов, вот один подал руку другому, чтобы помочь вскочить на бруствер, вот они уже бегут в нашу сторону. Но тут, в этот момент их накрывает своя же артиллерия, предназначенная нам, наступающим. И их же арта их и «разобрала»…

— То есть нам противостоит достойный противник?

— Да, крепкие ребята. Ведь это такие же славяне, как и мы. Вспомним пример Великой Отечественной – в партизанских отрядах на Украине они же немцев били беспощадно и очень успешно. Жалко, что славянские народы сейчас между собой дерутся. Но что поделаешь… И в семье бывают раздоры.

— На мой взгляд, просто штурмами пехоты вопрос не решить. Нужно вначале работать артиллерией, «разбирать» оборону позиции «артой», вести контрбатарейную борьбу и работать до самого конца штурма. А вообще надо им просто уронить все мосты, коммуникации, железнодорожные пути разрушить. Сейчас у них все в порядке с этим, из-за этого они исправно получают помощь, а у нас – проблемы.

Надо разобрать все мосты, «разобрать» все тоннели, порты разнести в клочья, чтобы ни одной нормальной пристани не осталось.

Второе – надо уничтожить все предприятия, за которые может держаться Запад. Это же «кошельки», Запад держится за объекты инвестиций. Западные страны ведь не просто так нынешней Украине помогают. Они помогают, потому что Зеленский им пообещал: отдам то-то, то-то, и все — они ждут, готовы спонсировать и дальше. Поэтому нужно разнести нахрен все, что им Зеля пообещал.

— Ведь это уже давно не спецоперация, по нам лупят всем, чем можно. Вот, например, я этим летом в Донецке сам под обстрел «кассетами» попал.  Причем в центре города. Прилет случился метрах в 300–400 от того места, где я шел. Били, конечно, не по мне персонально. Просто лупили по городу, по жилому массиву, по улицам, где ходят местные жители. А ведь обычные мирные люди теряются, когда по ним огонь ведется. У них не та скорость принятия правильного решения. Но именно этим и спасается жизнь – скоростью принятия нужного решения. Иногда в бою случается так – даже если ты принимаешь неверное решение или не самое правильное, но ты его принимаешь – это и есть то самое решение, которое спасает жизнь. Гражданские люди, дети не могут действовать так оперативно, как того требует ситуация. И гибнут.

— Почему ты решил, что обстрел велся именно кассетными бомбами?

— А этот боеприпас вообще ни с чем не перепутаешь. Сначала идет звук прилета, затем хлопок, секунды три пауза и потом — дробь, густая дробь взрывов. Это кассета раскрылась и ее начинка, заряды начинают срабатывать.

В Донецк мы в тот день приехали по служебным делам. Кстати, красивый современный мегаполис, мне понравился. И вот иду я по нему так спокойненько, неспеша, разглядываю улицы, дома, вывески. И тут – бамс! Прилет! И это – центр Донецка!

Сейчас в ходу такое выражение – «кошмарить население». Вот украинская армия и кошмарит гражданских. Довелось бывать и в соседнем городе Спартак: так там, например, по окраинам города арта ВСУ методично дома целиком «разбирает». Свои действия нынешние власти Украины называют «освобождением». Какое же это освобождение? Это террор.

— Сейчас на Донбассе жилье, свой родной кров теряют не только люди. Выброшенными из привычной жизни оказываются и домашние любимцы. По улицам и на пустырях бродит много собак, кошек, потерявших хозяев. Часто их подбирают бойцы и те становятся частью солдатского коллектива. А у тебя есть такой питомец?  

— Да, у меня был кот, пропал, к сожалению. Я его даже в разведку брал. Кличку коту дал короткую и простую – Кот. Сажал его в капюшон – и он со мной на позиции! Потом вместе возвращались. Кот-разведчик!

— Мы приехали в ваше подразделение в составе группы волонтеров татарстанского движения «Ценим Жизнь». Привезли медпрепараты для вашей санроты, перевязочные материалы, жгуты, «пятиточечники», другую гуманитарную помощь. Что желательно везти сюда в первую очередь?  

— Во-первых, огромное спасибо! Чем могут помочь успешному проведению спецоперации волонтеры? Как военное подразделение, в первую очередь мы нуждаемся в специальных приспособлениях. Это коллиматоры, прицелы ночного видения. Не просто приборы ночного и теплового видения, а именно прицелы ночного и теплового видения.

 «Тепляк» вроде бы в чем-то более удобнее, но бывает, берешь его на задание, а он не всегда работает. Например, когда воздух теплый, дрон можно не заметить на фоне ночного неба. Смотришь в «тепляк» — а там, на небе просто пятно сплошное. Здесь вот и поможет прицел ночного видения. У дронов есть разные проблесковые маячки, огоньки. Да, противник их просто заклеивает изолентой и обычным зрением их не видно. Но зато если в ночник посмотришь – о! Сразу и видишь –  а, вон дрон со своей мигалкой летает. И его уже сшибить можно. Поэтому и ночные прицелы тоже нужны.

Чем еще могут помочь волонтеры? Хорошая обувь нужна. Многие с ногами мучаются. Даже несмотря на то, что хорошая обувь. Допустим, вот у меня кроссовки достаточно хорошие, чтобы далеко ходить можно было. Но от интенсивного движения нога потеет, пот накапливается, даже в кожаной обуви, мне вот пришлось ступни замотать бинтом.

Мне тепловой прицел и коллиматор друзья купили. Это такие вещи, которые могут решить вопрос твоей жизни или смерти.

Также очень нужны нашему подразделению в большом количестве дроны-камикадзе. И с этим пока большая проблема.

Потому что неоднократно возникает такая ситуация. Мы штурмуем какое-то укрепление, ребята закрепляются на этом укрепе, но тут же выкатываются «коробки» противника (танки – прим. автора) и парней просто разбирают… А наша арта, минометы, бывает, не успевают «прибиться», пристреляться к этим «коробкам». Но если и успевает, их украинская контрбатарея начинает уже сразу «тушить» к этому времени.

У них пока еще очень большое количество боекомплектов. Они вообще не заморачиваются насчет расходов своих б\к и снарядов, не экономят. Могут совершенно спокойно, не согласовывая ни с кем, просто поддерживать любое соседнее подразделение своим артиллерийским огнем. Посмотрел у них командир в своем планшете данные дроновой разведки: ага, эти славяне, то есть мы, пошли вот туда-то, туда-то. И они всей артиллерией начинают туда работать. Причем вообще без разницы – свое это подразделение или соседнее. У нас такого, к сожалению, нет. Если работаем мы по противнику, то работает только арта нашего подразделения и еще ближайшая соседняя. Поэтому плотность артиллерийского огня уже не та.

Поэтому, когда «коробки» выкатываются и «тушат» наших парней, бойцам очень нужны дроны-камикадзе, чтобы мы самостоятельно могли «затушить» эти «коробки».

Кот-разведчик

— Очень востребованы средства борьбы с танками. Например, «ланцеты» прекрасно работают – но к ним нужны и специалисты. Специалисты, которые подготовят наших ребят с работой с ними и с подобными средствами поражения. Потому что тот же «ланцет» — боеприпас технологичный, дорогой, каждый выстрел будет на счету. А надо ведь, чтобы на каждое движение противника у нас был ответ. Тогда это будет эффективно.

А то бывает так: начинаются движения противника, а мы и ничем ответить не можем. Наша артиллерия замолчала, ее приглушили и все – наши парни вынуждены откатываться. Более того — их начинают и в этом передвижении назад «разбирать». Так что побольше бы нам таких «ланцетов» и подобного вооружения, пока их мало. Побольше бы…

— Наш татарстанский проект волонтеров «Ценим Жизнь» занимается медицинским направлением помощи бойцам на СВО. В том числе изготавливает и комплектует аптечки «Маруся». Какие пожелания есть по медицине для обычного солдата?

— По медицине? Как правило, очень часто теряются аптечки. У «трехсотника» сняли его аптечку, тут же оказали ему помощь, но при этом, понятное дело, в спешке боя, эвакуации из красной зоны, оставшееся в этой аптечке так и остается лежать на земле, на поле боя. Поэтому приходится регулярно пополнять запасы перевязочных материалов, необходимы также жгуты, турникеты. Всегда востребованы хорошие пластыри – даже те же сильные мозоли на ногах бойцу они помогут заклеить, а сохранение ног при больших передвижениях очень важно.

— А что нужно из продуктов?

— Сейчас с питанием проблем нет, все есть – консервы, тушенка, крупы, то есть основные продукты. А вот можно привезти что-то такое, чем можно в полевых условиях быстро перекусить и что может держать тебя в приподнятом состоянии, в хорошем тонусе держать. Что-то энергетически насыщенное: орехи, сухофрукты. Они не портятся, легкие, их можно с собой носить. Орешков съел – уже повеселее стало.

— Еще вот такая вещь нужна, на это тоже как-то не принято обращать внимание в первую очередь. Это связь – рации. Они регулярно ломаются или просто элементарно теряются. Обидно бывает, когда штатная гарнитура к рации почему-то плохо работает – из-за этого это средство связи зачастую выходит из строя или им становится невозможно пользоваться.

В остальном, конечно, командование каждого подразделения даст более точные рекомендации, чем могут помочь волонтеры именно этому воинскому подразделению.

Что касается меня лично — мои потребности начальством закрываются полностью, почти стопроцентно. Почему? Я выкладываюсь полностью на заданиях. Ведь я приехал сюда воевать и воевать с полной отдачей. Да, я поехал добровольцем на СВО ввиду определенных моментов в моей жизни, мне нужно помилование… И моя задача — доказать свое право на свободу, свое право на достойную жизнь. Буду свободен, а это главная цель, к которой я шел.

— Что скажешь тем людям на гражданке, которые спорят о том, нужна или не нужна была эта спецоперация?

— После окончания войны будет разбор полетов. Сейчас мы уже ввязались в это и наша задача – победить. Помоги в этом и ты, чем сможешь!

Мы не имеем права проиграть. Нам из этой войны нужно выйти победителями. Чтобы не было стыдно как перед нашими предками, так и перед нашими потомками. Сейчас от нас зависит – как последующие поколения будут жить. А если нашу страну разберут в геополитическом плане? Нет! Мы и наши дети, наша страна должны жить по своим устоям, исповедовать свою религию, сохранять свои обычаи и традиции. Если в начале СВО поначалу на первый план вышли какие-то политические интересы, то сейчас идет борьба уже за нашу страну, за нашу историю, за нашу веру. А они ведь даже Библию переписывают. Ты знаешь, я лично видел Библию, где написано, что убить русского – это не грех. Кому после этого еще непонятно – за что мы бьемся? Когда на фронт приходят даже арестанты, заключенные и бьются за свою страну, должно быть стыдно тем, кто не помогает Родине в трудный час.

И для этого необязательно всем хватать автомат и ехать на передовую. Каждый может на своем месте, в силу своих возможностей помочь фронту.

И если кто-то хочет внутри страны посеять раздор, решит помитинговать – пусть просто приедет сюда, на Донбасс и посмотрит на разбомбленные школы, на разбитые артиллерией детские сады. Которые украинская армия разносит просто для того, чтобы дети не могли учиться. Украинские политики не однажды ведь уже заявляли жителям Донбасса: «Наши дети будут учиться в лицеях, а ваши – сидеть в подвалах».

Если кто-то считает, что мы воюем только за жителей Донбасса, он тоже не прав. Местное население нам ничего за это не должно, за эту защиту. Это мы должны им. Именно люди Донбасса все эти 9 лет воевали за нас, за Россию. Они отстаивали интересы России своими смертями. Они воевали эти 9 лет и верили —  мы придем на помощь. И мы пришли.

Когда это интервью военкора «РТ» из зоны проведения СВО с бойцом с позывным «Волк» готовилось к выходу, стало известно, что он – «трехсотый», получил ранение в ноги. Сейчас эвакуирован в госпиталь, проходит лечение. Желаем бойцу с позывным «Волк» скорейшего выздоровления и успешного восстановления!

Волонтерское движение «Ценим Жизнь» сейчас в ускоренном темпе отшивает для бойцов теплые флисовые толстовки, необходимые в холода. Срочно нужен материал флис – из него, кроме толстовок, шьют также шапки и снуды. И волонтеры ждут помощников, которые могу шить или помочь приобрести ткани, нитки для пошива флисовых курток, носилок, подсумков. Добровольцев ждут в штабе волонтерского движения «Ценим Жизнь» по адресу: Казань, ул. Московская, 15. Подробности  или в официальной